Советская идентичность как воображаемое сообщество

Главная \ Слово Ярослава \ Советская идентичность как воображаемое сообщество

0Q0A1899 Мишенков Ярослав Александрович

Аннотация. Цель работы заключается в необходимости рассмотреть проблему формирования советской идентичности как воображаемого сообщества в рамках политического курса СССР. Для этого анализируется период 1930-1980-х гг. в контексте эволюционного построения советской модели идентичности. В ходе исследования будут затронуты труды политологов по вопросам создания политических и культурных аспектов национально-гражданской идентичности. Основными методами статьи являются исторический, институциональный и антропологический подход, которые способны раскрыть фактор советской идентичности, связанной с навязыванием марксистско-ленинской, коммунистической идеологии в обозначенный период. Автор пришел к выводу, что советская политика образования многонациональной идентичности в рамках «советского человека» была полно противоречий, приведшая к кризису советского общества в конце 1980-х гг. и развалу Советского Союза. От того, что национально-культурная интеграция советской идентичности полностью зависела от идеологической политики разных генеральных секретарей и представителей политической элиты делает её воображаемым сообществом.

Ключевые слова: национально-гражданская идентичность, советская идентичность, «воображаемое сообщество», марксистско-ленинская идеология, Б. Андерсон, конструктивистский подход.

 

В феврале 1991 г. знаменитый британский антрополог, политолог, представитель конструктивистского подхода в трактовке идентичности Б. Андерсон писал, что к началу нового тысячелетия от Союза Советских Социалистических Республик не останется почти ничего, кроме республик. Как показали трагические события 1991 года анализ Б. Андерсона оказался верным. Кроме социально-экономических, политических причин развала Советского Союза огромную роль в этом процессе сыграл кризис советской идентичности, сформированный партийной идеологией. Противоречивая политика всего советского периода построения национально-гражданской идентичности и её неудавшиеся результаты показывают, что она собой представляла социальное конструирование реальности, представляющую нацию как «воображаемую» этническую общность.

Изучение этничности как общности людей является продуктом деятельности индивидов, формирующимся на основе культурной самоидентификации идентичности занимается конструктивистский подход. Конструктивизм иллюстрирует осознание человека своего членства в этнической группе, в зависимости от того как он представляет себя в этой группе. Решающее значение для определения этничности не за культурой этноса, а за компонентами, подчёркивающие их различия и групповые границы. Поэтому этничность представляет собой общность, которое верит в единство своей культуры, происхождения, общей истории на основе естественных и социальных отношениях. Наглядным примером такого нациестроительства была политика советской идентичности. 

Вся советская политика формирования национально-гражданской идентичности опиралась на марксистко-ленинскую идеологию и философию диалектического материализма. Главной целью советской идеологии являлось построение социалистического общества на основе трудового коллективизма готового перейти в коммунизм как высшей стадии развития человеческого сообщества. Сделав такой исторический выбор в пользу социалистической модели развития советской политической элите был необходим мобилизационный потенциал, отраженный в легитимной поддержке политического курса советской власти. Для этого идеология социализма представлялась единственно возможной, чтобы объединить многонациональное сообщество образованного СССР для достижения поставленных задач.

«В СССР под влиянием официальной идеологии, нация подразумевала собой этническую принадлежность, исторически сложившуюся устойчивую гражданскую общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности национальной культуры. В будущем, после победы коммунизма во всем мире, нации объединятся в единую систему мирового коммунистического хозяйства, возникнут реальные условия, необходимые для постепенного слияния всех наций в одно целое» [9]. В этом значении нация – это историческое явление, имеющее планетарное значение.

В 1930-е гг. началась политика построения национально-гражданской советской идентичности, которая отличалась от дореволюционного прошлого и носила радикально-революционную сущность. «Манипуляции с историческим нарративом позволяют уничтожать одни модели национально-государственной идентичности и формировать другие» [6]. Каждый человек, трудящийся на благо социализма признавался носителем ценностей государства и был сопричастен к созданию новой исторической реальности. Это наделяло личность статусом «гражданина», но если он не разделял политику государства, то его статус носил лишь номинальный характер, и он мог легко попасть в опалу к политическому режиму. «В сталинские времена закрепилось разделение образцов «страны» и «государства». Первый - воспринимался как родина, второй - как контролирующий ограничивающий аппарат насилия, действующий в интересах очень узкой группы людей. Часто объектом патриотических чувств выступает «родная страна», но не «это государство» [5]. В следствии этого в советском обществе начали возникать первые ветки сомнений в легитимности советского строя и зарождения диссидентского движения.

Также советская политическая элита строила планы на планетарную коммунистическую революцию, которую совершает мировой интернациональный пролетариат под руководством ВКП (б). Для этого в СССР как государству, откуда пойдет разжигание пролетарской революции национально-гражданская идентичность стала объединять в себя все этносы как придуманный идеологический образ «советский человек». «Советский народ – это новая историческая, социальная и интернациональная общность людей, имеющих единую территорию, экономику, социалистическую по содержанию культуру, союзное общенародное государство и общую цель – построение коммунизма; возникла в СССР в результате социалистических преобразований и сближения трудящихся классов и слоев, всех наций и народностей» [10]. Попытка соединить народности Союза ССР под этот тип, где неотъемлемой частью является пролетарское, а не национально-этническое происхождение уже свидетельствует о «воображаемом сообществе», которое только зависело от верования в идеологию.

В 1940-е гг. советская политика формирования идентичности делала акцент на марксистко-ленинской идеологии как переломного момента в истории государства в отличие от ранних периодов, характеризующихся борьбой различных классов. «Политическая элита с помощью партийного аппарата стирала из коллективного сознания факторы нации и религии, чтобы объединить разобщённые этносы и конфессии государства» [7, c. 151]. После принятия Конституции 1936 г. Советский Союз отказался от идей мировой революции и начал осуществлять сталинскую инициативу построения социализма в отдельной взятой стране. Проведение политики тотального уничтожения отдельных социальных групп (казачества, кулаков, «ленинской гвардии») привела к возникновению необходимости конструировать систему общественных отношений, при которой построение сталинского варианта социализма основывалось не только на почитании и страхе властных структур, но и на историко-культурном контексте. Фундаментом этого стала Великая Отечественная война, где патриотизм стал причиной мобилизации общества. Идеология государства сделала патриотизм как новое ценностное основание для утверждения общей победы всех национальностей против нацистского врага. Для СССР победа в Великой Отечественной войне придала единое ценностное основание для интеграции большого количества социальных групп в рамках политики построения советской идентичности.

В 1950-е гг. начинается процесс сокращения интернационализма в советской политики, что привело к отделению русского компонента от советской национальности и повышению её гражданской идентичности. Русскую национальность начали воспринимать тождественно к советской, что отразилось на этносоциальных нормах советского общества. Это привело к возникновению ситуации, когда начинают подвергать сомнению идеал «советского человека», формированный пропагандой властных структур ЦК КПСС. Значимость русского народа как старшего и первого среди равных народов Союза ССР вызывало двоякое мнение у советских граждан в условиях советской политики межэтнического общежития. Особенно в национальных республиках, где воспринимали такое отношение центральной власти к русскому народу как прямое отклонение от норм интернационалистической идеологии. «По мнению, М. Ю. Барбашина, сознательный отказ от изучения русского языка и/или ограничение его использования для межэтнических контактов стали маркерами этнического противопоставления «советским людям» в Прибалтике и на Западной Украине. Однако, эти маркеры привлекали не только партийных карьеристов, но и граждан, не определившихся с этнической идентичностью и/или не уверенных в идентификационном выборе» [2, с. 46].

Решение этих проблем в 1960-е гг. носили противоречивый характер. С одной стороны, политика советского руководства по формированию национально-гражданской идентичности лишь усугубила промахи сталинской и хрущёвской эпох, вспыхнувшие в 1980-х гг., с другой стороны не следует считать эту политику полным провалом. «По мнению, И. Р. Хисматулина, в 1970-е годы, когда брежневское руководство заявило о построении в СССР развитого социалистического общества, было объявлено о возникновении новой исторической общности людей – советского народа. Политбюро ЦК КПСС считало, что эта историческая общность пришла на смену прежним нациям, возникшим ещё при капитализме, и что в её рамках удалось преодолеть межнациональные противоречия, которые невозможно было разрешить при капитализме. Однако формула дружбы народов на деле неофициально дополнялась принципом о русских как господствующей нацией в Советском Союзе, где русская культура и язык являются важными политическими факторами, обеспечивающими единство Союза ССР. При этом партийная номенклатура формировалась из представителей разных народов» [8, с. 228]. Отходя от интернационалистической концепции построения социализма брежневское руководство нарушило исторический принцип приемлемости, закрепленный в марксистко-ленинской идеологии, где образ прошлого не стал логическим продолжением желаемого социалистического будущего.

Несмотря на это, во времена брежневского «застоя» сближение уровня развития многих народов, входивших в состав СССР, их взаимное ознакомление с культурой и традициями друг друга были реальными результатами развития страны (даже если знакомство с русской культурой в других республиках было гораздо более основательным, чем знакомство с их культурой в России). «Русский язык, на котором говорило подавляющее большинство граждан Советского Союз, стал общепринятым языком межнационального общения. У многих советских людей чувство советского патриотизма было никак не менее сильным, чем чувство местного (русского, украинского, казахского) патриотизма. Они не видели противоречия между этими чувствами, за исключением сравнительно узких кругов националистически настроенных граждан и нескольких областей, где эти круги пользовались влиянием на общественное мнение» [8, с. 229].

«Рост благосостояния советских граждан в этот период способствовал «революции потребительских запросов», возникновению массового среднего класса и «этнической» интеллигенции (для которой был характерен высокий уровень национализма). Результатом этого стала трансформация системы ценностей и повседневных социокультурных интересов значительной части граждан СССР, в силу чего историческая мифология советского государства начала стремительно терять свою эффективность» [4].

Вместе с этим в стране нарастали противоречия между союзным центром и главами республик. По форме правления Советский Союз был федеративной республикой, но конституционно не определялся как федерация. Согласно союзной и республиканским конституциям субъекты Союза ССР обладали правом сецессии, декларированным государственным суверенитетом и могли иметь свои представительства международных организациях (Белорусская ССР и Украинская ССР как члены ООН), что несвойственно для федераций. Такая форма «мягкой федерации» развязывала властную вседозволенность на местах. Особенно это ярко проявилось в период «застоя», когда руководители советских республик ввели себя как удельные князья, хитро подкупающие центр и управляющие своей землей исходя из своих собственных понятий. С ними центральная власть взаимодействовала уже не на идеологических, а на вассальных отношениях. Партийное руководство во главе с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым не обращало внимание на проявление национального сепаратизма в ряде союзных и автономных республиках надеясь на лояльность местных элит. Но идеология, которая закрепляла эти отношения в политической системе перестала выполнять свою догматическую роль и оставалась только формально закрепленной. Поэтому концепция «советский человек», полностью зависящая от коммунистической идеологии перестала консолидировать общество и поддерживать единую, но «воображаемую» советскую идентичность. «Дальнейший кризис советского общества привел к социальной аномии, которую Э. Дюркгейм связывал с противоречиями между старой и новой эпохой, затрагивающие национальные и гражданские интересы общества» [3, с. 148].

В 1980-е гг. советское общество не избежало идеологического кризиса в коммунистической системе. Партийная номенклатура стала все более придаваться капиталистическим ценностям. Советские бюрократы стали меньше посещать партийные заседания, ходить на митинги 1 мая и 7 октября, а все больше наслаждались ценностям буржуазного общества потребления. Коммунистические лидеры, видя материальное благополучие западных стран начали убеждать общество, что социализм – это не модель светлого будущего, а недоразвитая социальная система, которой нужно обновление. Шли разговоры о социализме с человеческим лицом. Наглядная разница в развитии и сравнение уровня жизни Советского Союза с постиндустриальными западными обществами вызывали необъективную базу для оценивания социальных норм в коллективном сознании. Преобладание таких условий внутриполитической жизни в стране разобщало социалистическое общество. В нем доминировали материальные интересы, люди выкрикивали лозунги, в которые мало кто верил. В итоге противоречие на уровне общественных отношений проявилось в неудовлетворённых потребностях, интересах и в сложности их удовлетворения.

Наблюдая эту тенденцию полиэтническое государство уже не могло актуализировать те принципы советской национально-гражданской идентичности, которые требовались для консолидации общества. «Изменение социальной структуры, выход на авансцену политики новых поколений влечет за собой снижение эффективности устоявшихся коммеморативных практик и появление альтернативных моделей интерпретации коллективного прошлого» [5]. Коммунистическая идеология не соответствовала образу мыслей обычных граждан и от этого жизнь становилась невыносимой. Значит вся придуманная модель «советского человека» теряла свой смысл, а советская идентичность оказалась «воображаемой» для реализации утопических идей. При смене социальных, этических норм и появлении новой формы истины, определенные социально-этнические группы могут потерять ощущение общности и тогда произойдёт отчуждение их от привычных, и от усваиваемых норм (межэтнические конфликты 1986-1991 гг.). В действительности кризиса общества можно было избежать лишь с помощью крупного социального сдвига каким могла стать горбачевская «перестройка», но она привела к дезинтеграционным процессам и развалу СССР.

Таким образом, советская политика формирования национально-гражданской идентичности была полно противоречий и зависела от личностных трактовок марксистско-ленинской идеологии политической элиты. Предпринятая попытка создания «советского человека» должна была стать хоть «воображаемой», но единым сообществом государства, наций и социальных групп для реализации поставленных целей, но как показала практика её идеологическая интернационализация не смогла добиться совместного сосуществования друг с другом многочисленных этносов и нивелировала все достижения политики национальной идентичности. Как писал Б. Андерсон: «Советская нация была соединением отдельных наций с «имперским» государственным национализмом» [1, с.53]. В этом смысле внутри советского общества существовали скрытые, многочисленные нации, в результате чего национальное сообщество является хрупким образованием, создавая непрочность государственного-территориального устройства. Политика «перестройки» 1980-х гг. не смогла преодолеть социокультурный кризис советской идентичности, а лишь усугубила его и после 1991 г. многонациональная «воображаемая» советская идентичность прекратила своё существование.

 

Список источников и литературы

1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

2. Барбашин М.Ю. Советская идентичность в этносоциальном пространстве: институциональные особенности // Теория и практика общественного развития. 2012. №7. С. 44-49.

3. Дюркгейм Э. Социология. Её предмет, метод, предназначение / Э. Дюркгейм; пер. с французского А.Б. Гофмана. – 4-е изд., испр. – М.: Издательство Юрайт, 2019. – 308 с.

4. Евгеньева Т.В. Историческая память и национально-государственная идентичность в современной России // Ценности и смыслы. 2012. №5. С. 27-36.

5. Попова О. В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы [Текст] / О. В. Попова // Политические исследования. 2009. № 1. С. 17-20.

6. Титов В. В. Образы советского прошлого как ресурс формирования национально-государственной идентичности россиян. Гуманитарные науки // Вестник Финансового университета. 2020. №3. С. 20-24.

7. Хамхоев Р.М. Национальная политика в РСФСР // Социология власти. 2011. №4. С. 148-155.

8. Хисматуллин И.Р. Государственная национальная политика в СССР: ключевые особенности и практика реализации // Инновационная наука. 2017. №12. С. 228-230.

9. Малая Советская Энциклопедия [Текст]. – М., 1959. Т. 6. - С. 499- 511.

10. Материалы XXIV съезда КПСС [Текст]. - М., 1971. - С. 76.