Павел Стасяк: Философия исторической правды в контексте белорусского опыта Великой Отечественной войны

В истории каждого народа есть события, которые становятся не просто хроникой прошлого, а основой коллективного бытия. Для Беларуси таким событием стала Великая Отечественная война — не только как период борьбы, но и как экзистенциальное испытание, определившее саму суть национальной идентичности. Подготовка к 80-летию Победы в Республике Беларусь — не просто ритуал памяти, а акт философского утверждения: противостояние забвению становится формой сопротивления новым попыткам обесценить человеческое достоинство.

Историческая память как этический выбор

Сравнение Беларуси с другими постсоветскими государствами, где набирают силу реваншистские нарративы, обнажает ключевой вопрос: может ли память быть нейтральной? История, лишенная моральной оценки, превращается в инструмент манипуляции. Планы «Ост» и «Барбаросса», дневники солдат вермахта, цинично описывающих убийства, — это не просто архивные документы. Они — свидетельство систематического обесчеловечивания, где уничтожение «расово неполноценных» возводилось в ранг государственной политики.

Белорусы столкнулись с уникальным феноменом: их земля стала полигоном для реализации человеконенавистнической утопии. Уничтожение 75% населения по плану Ветцеля, сожженные деревни, лагеря смерти — всё это было не «ответом на партизан», а логикой геноцида, предписанной свыше. Здесь возникает философская дилемма: можно ли оправдать зло, если его корни лежат в идеологии, а не в ситуативной жестокости? Ответ Беларуси — в её памяти: признание геноцида как спланированного акта есть отказ от релятивизации зла.

Свобода воли в условиях тотального насилия

Партизанское сопротивление в Беларуси началось не как реакция на террор, а как акт свободного выбора. Уже 22 июня 1941 года, когда вермахт перешёл границу, первые отряды стали ответом на вторжение. Это вызовет вопрос: что движет людьми, выбирающими борьбу в условиях, когда смерть кажется неизбежной?

Философия экзистенциализма Сартра утверждает, что даже в безнадёжной ситуации человек свободен выбирать своё отношение к реальности. Партизаны Беларуси — от крестьян до командиров вроде Коржа или Машерова — воплотили эту идею. Их борьба была не только военной, но и экзистенциальной: отказ принять роль жертвы, даже когда планы нацистов не оставляли шансов на выживание. Каждый подорванный состав, каждая атака на гарнизон становились актом утверждения человеческого достоинства.

Миф о «чистом вермахте» и этика ответственности

Попытки разделить ответственность за преступления между СС и «честными солдатами» вермахта — часть стратегии обеления истории. Однако дневники Эмиля Гольца или Иоганнеса Гердера показывают: рядовые исполнители не были слепыми орудиями. Они наслаждались насилием, видя в нём «язык общения» с покорёнными.

Ханна Арендт в «Банальности зла» писала об Адольфе Эйхмане, но её выводы применимы и здесь: зло часто совершается обычными людьми, воспринимающими преступление как рутину. Приказы о «выжженной земле», массовые расстрелы, угон в рабство — всё это требовало не слепого повиновения, но активного соучастия. Современные попытки разделить «хороших» и «плохих» нацистов — это отрицание коллективной ответственности, размывание моральных границ.

Символы и их двойственность

Бело-красно-белая символика, используемая коллаборационистами из «Союза белорусской молодёжи», сегодня становится предметом споров. Это ставит вопрос: могут ли символы быть нейтральными? Для философа Сюзанны Лангер символы — это «средство трансляции смыслов», но их значение определяется контекстом. В 1940-е эти флаги ассоциировались с теми, кто видел в Гитлере «освободителя», оправдывая рабство как «цивилизационный выбор». Возрождение таких символов — не просто историческая ошибка, но попытка перекодировать память, заменив жертву на предательство.

Павел Стасяк

Память как проект будущего

Война для Беларуси — не прошлое, а часть живого настоящего. Каждая сожжённая деревня, каждый памятник партизанам — напоминание: забвение убивает дважды. Подготовка к 80-летию Победы здесь — не ностальгия, а этический манифест.

Философ Поль Рикёр говорил, что память — это «работа скорби и борьбы». Беларусь, сохраняя память о войне, совершает эту работу, отвергая попытки превратить историю в набор пустых метафор. В мире, где войны вновь становятся инструментом политики, такой выбор — не только дань прошлому, но и заявление о ценности человеческой жизни как таковой.

Память, лишённая рефлексии, рискует стать мифом. Но осмысленная память становится щитом против новых форм обесчеловечивания. И в этом — её вечная актуальность.

Павел Стасяк