Советский зодчий Душкин. К 115- летию со дня рождения знаменитого архитектора

Советский зодчий Душкин. К 115- летию со дня рождения знаменитого архитектора 27.12.2018 10:21

Алексей Николаевич Душкин – был невероятно творчески плодовит, о чем можно судить по количеству осуществленных им проектов. Это известные объекты на земле и под землей в Москве, жилые кварталы в Горловке и Краматорске, автодорожный институт в Харькове, вокзалы в Днепропетровске (ныне Днепре), Симферополе, Сочи… А главное, он был новатором.

Как коренной москвич, Москву я познавал с детства: Арбат, улица Горького, Лубянка, Сретенка, Хамовники... Тогда еще много было в столице стародавних разноликих домов – с причудливыми фасадами, изящной лепниной, резными фасадами, портиками и прочими украшениями. Наглядевшись и надышавшись стариной, я спускался в метро. И непременно заезжал на любимую «Площадь Революции».

И только много лет спустя узнал, что эту станцию оформляли архитектор Алексей Душкин и скульптор Матвей Манизер. Не знаю, что они замышляли, но получилось  таинственное, загадочное подземелье, убранное мрамором, озаренное ярким светом качающихся под высоким сводом громадных светильников.

 

Из чрева тоннеля доносился нарастающий гул, вырывались порывы ветра. Из тьмы вылетал поезд, моргая электрическим глазом. Докатившись до платформы, вагоны застывали. Двери разъезжались, и густая толпа вливалась в зеленые вагоны. Через несколько секунд они продолжали свой неустанный бег.

Воцарялась тишина и казалось, что фигуры из темной бронзы – рабочий, пограничник, студентка, солдат, футболист, спортсменка, шахтер и другие – вот-вот оживут, спрыгнут с постаментов, заговорят. Чудилось, им безумно надоело здесь стоять. Сильные, мускулистые тела жаждали порыва, движения…

Но пространство вокруг снова наполнял гул, во мраке тоннеля расплывался желток фонаря. И темные фигуры снова застывали. К платформе подкатывал новый состав и, как ненасытный удав, опять проглатывал человеческую массу…

В конце 1938 года Сталин осматривал новые станции метро. Не обошел вниманием и «Площадь Революции». О том, как это происходило, вспоминал инженер-метростроевец В. Жуков: «Из вагона выходит товарищ Сталин в фуражке, шинели, в сапогах. За ним – товарищи Молотов, Ворошилов, Каганович, Андреев, Микоян, Буденный... Я растерялся от неожиданности и не знаю, что делать. А товарищ Сталин спокойной, уверенной походкой проходит в зал…

И вот полумрак сменился ярким электрическим сиянием. Блики света заиграли на полированном желтом и сером мраморе стен. Засверкала, переливаясь золотом, латунная оправа люстр, и их блеск смешался со множеством лучей, преломлявшихся в хрустальном стекле…

И лишь тогда я, как будто впервые, увидел все великолепие центрального зала. Смотрю на товарища Сталина, и кажется мне, что наша станция ему понравилась... Иосиф Виссарионович отходит на несколько шагов, вглядывается в образы борцов за советскую власть и говорит:

– Замечательно! Как живые...»

Есть версия, что именно мнение Сталина спасло станцию и ее создателей. Ведь соратникам вождя «Площадь Революции» не понравилась.

Они отметили, что советский человек в исполнении Манизера «весь или сидит, или стоит на коленях». Душкин и Манизер стояли рядом – ни живы, ни мертвы. И облегченно вздохнули только после слов Сталина.

Между прочим, Манизер долго уговаривал Душкина установить скульптуры на станции. Архитектор не планировал бронзового «многолюдья», а хотел установить барельефы. Но, в конце концов, уступил партнеру. Тот был старше, известнее…

«Скульптуры тоже играют важную роль, – позже согласился с Манизером Душкин, – и даже стали истинно народными, судя по отполированному до блеска бронзовому носу собаки (говорят, если потереть его, это поможет сдать экзамен) и постоянно отсутствующему дулу у нагана, который держит матрос».

Можно лишь поражаться, как творили в то время? Вернее, как еще могли, осмеливались созидать? Ведь линии, прочерченные карандашом архитектора, картина художника, фигура, изваянная скульптором, могли стать поводом для обвинений в формализме, натурализме, искажении действительности, и еще Бог знает в каких грехах. Потом – разгромная статья в «Правде», разнос на партсобрании, исключение, лишение и так далее. Впрочем, бывало и хуже…

Но, не будем о грустном. Душкин был трижды лауреатом Сталинской премии. У Манизера – столько же подобных наград. Кстати, последнему Сталин очень доверял, может быть, поэтому скульптору поручили снять посмертную маску вождя…

Станция «Площадь Революции» была не первой, созданной по замыслу Душкина. Ранее он разработал убранство «Дворца Советов». Это была одна из остановок первой очереди московского метрополитена, открытого в 1935 году. Спустя много лет, когда стало ясно, что возведение гигантского большевистского замка с огромной скульптурой Ленина на месте порушенного Храма Христа Спасителя не состоится, а станцию переименуют в «Кропоткинскую».

Конечно, Душкин был идеалистом, мечтателем. Впрочем, это свойственно молодым людям (ему было едва за тридцать), тем более, тогда, в эпоху больших, впечатляющих советских строек.

Душкин был в числе ваятелей, проектировавших наземный Дворец Советов. Вскоре ему доверили создание одноименной станции метро. В то время он увлекался египетской архитектурой. «Хочу сделать эту станцию похожей на дворец фараонов», – заявил архитектор Лазарю Кагановичу, который был ответственным за строительство метро. Больше двадцати лет столичная подземка носила его имя.

Крепкий усач во френче пронзил Душкина испепеляющим взором: «Каких еще фараонов?» И с нажимом произнес: «Это должен быть дворец для народа!»

Душкин, совместно с коллегой Яковом Лихтенбергом, и сделал для народа – скромно, но со вкусом: мрамор колонн сочетался со скрытой подсветкой, пол выложен серым и розовым гранитом. Яркий пример того, как минимальными средствами можно достичь максимальных успехов. Из путеводителя по Москве: «Внутренняя архитектура станции «Дворец Советов» поражает своим жизнерадостным, светлым тоном. Надземный павильон станции соединяется лестницей с просторным кассовым вестибюлем, облицованным светлым марблитом. Перронный зал станции облицован светлым мрамором, высокие колонны зала напоминают собой огромные светильники и создают величественную картину».

Извините, товарищ Каганович, все-таки немного похоже на дворец фараонов. Впрочем, Душкин и сам это подтверждал: «При создании ее проекта пришлось обратиться к анналам египетской подземной архитектуры».

За проектирование станции «Дворец Советов» Алексей Николаевич был удостоен Гран-при на выставках в Париже и Брюсселе. В 1941 году он стал одним из первых лауреатов Сталинской премии.

Душкин стал знаменит, но никто на улице его не узнавал. Он же не артист Крючков, не певец Утесов, ни шахматист Ботвинник, чьи портреты публиковались в газетах, журналах, на афишах. Потому и пострадал. Шел как-то по улице, навстречу милиционеры. Козырнули, попросили документы. А у Душкина их не оказалось - забыл дома.

Архитектора забрали в милицию. Потом отправили в Бутырку. Он сидел и ждал, пока с ним разберутся. Ни в чем не виноват, но все же, все же…

Душкину повезло. В Москву прибыл министр иностранных дел Великобритании Антони Иден. Ему устроили экскурсию в новое, сверкающее московское метро. Заглянул гость и на станцию «Дворец Советов». От увиденного Иден пришел в восторг и захотел встретиться с автором проекта.

Его бросились искать и вскоре, разумеется, нашли. Выпустили из тюрьмы, привели в порядок. И когда он предстал пред ясные очи господина министра, тот выразил архитектору свою признательность. Ну а зодчий радовался не меньше. Ведь, если бы не англичанин, с ним могло случиться все, что угодно…  

Алексей Николаевич участвовал в проектировании еще трех станций московского метро – «Маяковская», «Завод имени Сталина» (ныне - «Автозаводская), «Новослободская». Они – особенно первая, легкая и изящная с овальными мозаичными панно Александра Дейнеки – также заслужили немало комплиментов. Впрочем, автор был не слишком доволен своей работой, о чем лаконично и в то же время загадочно упомянул: «Маяковская», на мой взгляд, могла бы быть более впечатляющей. Дело в том, что не все конструктивные замыслы удалось воплотить в жизнь».

Некоторую ясность внесла жена зодчего Тамара Дмитриевна: «При утверждении проекта было много тревог, всех пугал новый материал, никогда еще не применявшийся в архитектуре. Некоторые говорили, что Душкин со всеми своими проектами и идеями – безумен… «Площадь Маяковского» прославилась на весь мир (Гран-при на Всемирной выставке-1939 в Нью-Йорке – В.Б.). Для меня она «звучит»; и в музыке ее ритмов я слышу «стальные» звуки концертов Прокофьева».

Самому Душкину больше нравилась другая станция. «На «Автозаводской» проект архитектора воплотился полнее, чем в других местах, – писал он. – Высокие колонны, стройный и четкий рисунок пола, сложно моделированный потолок над эскалатором, стены перехода от эскалатора, напоминающие по форме колоннаду собора Святого Петра…» 

Во время работы Душкин вдруг – с чего бы это? – углубился в книгу Климента Тимирязева «Жизнь растения». На вопросы жены, зачем ему это, не ответил, а попросил сыграть фугу Баха. Потом вернулся к работе и сделал одиннадцать (!) вариантов проекта станции. Из них выбрал единственный, который воплотился в жизнь.

После войны вождь задумал в Москве строительство многоэтажных домов. Об этом пишет в своих мемуарах Никита Хрущев: «Помню, как у Сталина возникла идея построить высотные здания. Мы закончили войну Победой, нас признали победителями, к нам, говорил он, станут ездить иностранцы, ходить по Москве, а в ней нет высотных зданий. Они будут сравнивать Москву с капиталистическими столицами. Мы потерпим моральный ущерб».

По заданию Сталина были возведены корпус МГУ, здание министерства иностранных дел на Смоленской-Сенной, жилые дома на площади Восстания (ныне Кудринская площадь) и Котельнической набережной. Выросли отели «Ленинградский» на Каланчевской улице и «Украина» (ныне «Radisson Royal Hotel») на Кутузовском проспекте.

Появилась высотка и на Лермонтовской площади (сейчас площадь Красные Ворота). Над ее проектом Душкин работал вместе с коллегой Борисом Мезенцевым. По словам внучки архитектора Натальи Душкиной, «в берлоге оказалось два медведя, которым чрезвычайно трудно было работать вместе». Несмотря на разногласия, дуэт создал внушительную модель государственного здания,  в облике которого ощущаются традиции русского зодчества. За этот проект Душкин и Мезенцев были удостоены Сталинской премии.

Тем не менее, яркий талант и высочайший потенциал Душкина не были использованы в полной мере.

Последние 20 с лишним лет он был оторван – или намеренно отлучен? – от практической деятельности. Последним его крупным вкладом в архитектуру стало создание «Детского мира» на площади Дзержинского (ныне Лубянская площадь).

По словам жены Душкина, с этим проектом было «связано много тяжелых и мучительных переживаний».

Во-первых, стройка разворачивалась в самом центре города – к тому же неподалеку от вотчины главных коммунистов страны. Во-вторых, над объектом был установлен строгий надзор двух членов Политбюро – заместителя председателя Совета министров Анастаса Микояна и секретаря ЦК КПСС Екатерины Фурцевой, которые постоянно докладывали о происходящем в Кремль, Хрущеву. Объект, кровь из носу, нужно было сдать к лету 1957 году – открытию Фестиваля молодежи и студентов.

К тому же, Душкина замучили интриги коллег, в том числе маститых ваятелей, которые, как водится, завидовали, что именно ему поручили столь масштабный проект. Жена архитектора вспоминала: «Мне говорили друзья-архитекторы: «Алексей бросил перчатку московским архитекторам – это будет чем-то чревато». Но ведь он не домогался этого объекта – его вызвали и поручили!»

Стройка, развернутая на месте порушенного Лубянского пассажа, шла в тяжелых условиях, в постоянной нервотрепке – царил дефицит материалов, не хватало людей вообще и квалифицированных специалистов, в частности. Но все в итоге для Душкина закончилось очередным успехом: «Детский мир» – внушительное семиэтажное здание с двумя подземными уровнями, – появился на карте Москвы к намеченному сроку. В середине ХХ века оно стало самым крупным торговым комплексом Европы.

На открытие магазина в июне 1957 года приехал первый секретарь ЦК КПСС  Хрущев. Он стоял мрачный, насупленный в окружении соратников – Фурцевой, Микояна, Кагановича. Уже назревал скандал: Каганович вместе с Молотовым, Маленковым и другими старыми партийцами серьезно разошелся во мнении с Хрущевым и его сторонниками. Тогда исход противостояния был еще неясен. Но вскоре членов «антипартийной группы» обвинили в серьезных прегрешениях и вывели из состава ЦК…

«Детский мир», который называли «ГУМом для самых маленьких», был принят без особых замечаний. Хотя, общаясь с взрывным и непредсказуемым Хрущевым, можно было ждать чего угодно. Но на сей раз ураган прошел стороной. После открытия «Детского мира» старый знакомый архитектора Каганович улыбался в седые усы: «Душкин, как мощный дуб, устоял, выдержал бурю».

Больше над головой Алексея Николаевича не проносилось ни ураганов, ни цунами. Оставшиеся годы жизни он не брался – не давали? – за серьезные проекты. Преподавал, пребывал в покое. Но он, как пелось в известной песне, «вряд ли сердце обрадует». Наверное, так было и с Душкиным. Однако невольно терзает мысль – сколько бы этот незаурядный человек мог еще свершить, какие архитектурные горы свернуть! 

Валерий Бурт, Столетие